О карикатурах
Спустя более чем 50 дней изоляции и страха кое-что изменилось.
Меня интересуют в основном те изменения, которые касаются мышления церковных людей, к которым и я, «как некий изверг» (1 Кор. 15:8), простите, принадлежу. И тут я отмечаю, что, в конце концов, этот вирус занял невероятно много места в НАШЕМ мышлении. Появились всякие «теологумены», один другого мудрее, оригинальнее, напутственнее, спасительнее… Но вирус это вирус, и не следовало настолько беспрецедентно близко (прецедентов не было за всю церковную историю) допускать его до самых интимных, таинственных и неприкосновенных глубин христианства, как, например, Причастие. За два-три месяца мы как раз смогли развить новый раздел современного богословия, которое я с болезненной иронией назвал бы «профилактическое инфекционное богословие». Написаны, безусловно, мудрые и полезные вещи, зрелые, хотя и порой весьма противоречивые. А в конце концов, обернувшись назад, видишь, что наша богословская мысль пропиталась рационализмом.
Видно, что мышление наше правильное, богословски сдержаное, целиком святоотеческое, но дух уже не святоотеческий. Разумность есть признак духовной трезвости, но в жизни христиан есть место ещё для одного способа мышления, который для внешних является скандалом или безумием (сравни 1 Кор. 1:23), а для нас – отрада и освящение. Ведь наша вера не от мира сего? Или…?
Как бы то ни было, кризис показывает нам, что наш разум «наслоился». Потому-то, вернулся и страх, но уже не как страх Божий, а как малодушие. Оно, понятное дело, свойственно человеку. Но все же, мы потеряли ясное видение двух дорог древнего христианства – путь жизни и путь смерти. Получилось что-то в равной степени парадоксальное и смешное; нынешняя ситуация предлагает нам другие два пути: к инфекции (в церковное собрание) и в изоляцию и одиночество (дома)! Что-то вроде двух путей к смерти. Хорошее начало для карикатуры. Но всё равно, не будем абсолютизировать шутку. Её миссия – предупреждать и предохранять нас от экстремизма и фарисейства.
Меня также интересуют изменения в отношении так называемой общественности к Церкви, то есть, тех представителей болгарского народа, которые в анкеты записываются православными христианами, но де-факто не принимают органичного участия во внутренней жизни Церкви, а, скорее, рассматривают её снаружи, каждый со своей точки зрения. Рассматривают, рассуждают, волнуются, но… извне. И когда Церковь была поставлена в общее «чрезвычайное положение», а боязнь инфекции завладел обществом в большей степени, нежели патриотический восторг от нашей «богатой духовной культуры», тут же появилась враждебность. На храмы стали смотреть как на рассадники вируса. Журналисты беззастенчиво начали обсуждать Святую Чашу и рассуждать о ложечках и платах, не понимая ни на грамм, о чём идет речь. Та же самая общественность была склонна героизировать работников здравоохранения и торговли, и вполне заслуженно, так как все мы вынуждены общаться с ними и готовы как заразить их, так и заразиться от них ради получения соответствующих услуг. Но на священников многие люди посмотрели с подозрением. Их труд и риск был недооценён, иногда и унижен, как будто они являются заразными нарушителями. Забыто было, что эти люди со своей стороны подают утешение и жизнь немалому числу врачей, продавцов и полицейских. Неужели это не имеет смысла?
Церковь и государство у нас, все же, смогли достичь договорённости, приемлемой для всех. В Болгарии короно-кризис отразился на жизни Церкви в меньшей степени, нежели в других странах. Но «плохое отношение» к Церкви осталось у СМИ и некоторых граждан. Был создан прецедент. В будущем, отдельные люди и группы, маргинальные по отношению к Церкви, начнут вмешиваться в её внутренние дела по причинам уже не политического характера, а связанным со здравоохранением. Ради здоровья и жизни можно всё. Но ради которого здоровья и которой жизни? Потому что мы в своём христианском «безумии» различаем по меньшей степени два вида здоровья и два вида жизни! Или уже не различаем?
Если уже даже церковные люди скептически относятся к идее, что Святая Евхаристия есть нечто, за что стоит умереть, как мы убедим в этом остальной мир? Но эта тема настолько глубока и серьёзна, что человек изнемогает от глубокого и серьёзного её обсуждения.
Потому я позволил себе в последнее время комментировать эти темы серией карикатур. Как икона есть богословие в красках, так и карикатура может быть апологетикой в графике. Многовековой культурный опыт христианства дал нам исключительно богатую визуальную культуру. Я не имею в виду только богатство изобразительных техник, стилей, а скорее, способность ориентироваться в образных посланиях, в их семантическом многообразии, чтобы понять богатую словесность образа, далеко за пределами иконы. Только полное усвоение этой образной культуры, испытанной в горниле иконоборческого кризиса, прошедшей мимо соблазнов Ренессанса и вновь утвердившейся на ценностях византийской образной духовности, может дать нам свободу применять и другой тип изображений. Этого культурного багажа достаточно, чтобы позволить нам свободно пользоваться даже карикатурой как антиподом иконы.
А зачем нужен этот антипод? Чтобы мы приобрели ещё одну возможность выразить и проанализировать духовные явления, к сожалению, не всегда «иконные», а зачастую карикатурные. Если бы в древности Церковь располагала оружием карикатуры, она бы непременно употребила его против ересей и сект, которые представляют собой карикатуру на церковное учение и полностью заслуживают быть окарикатуренными! Не говоря уже о нравственно-этических искажениях. Неслучайно возник феномен юродства.
Но карикатура развилась как жанр намного позже и в совсем другом контексте, потому что для этого необходимо очень долгое и сложное накопление опыта. А еще позже она постепенно начала входить и в церковную образную семантику, требуя еще больше культурной зрелости, без которой формализм, предрассудки и плоское мышление представляли бы серьёзное препятствие.
Так что, сегодня мы располагаем всем необходимым, чтобы воспользоваться и карикатурой как образно-богословским подходом к серьёзным вещам. Она не предназначена давать ответы, но поднимать вопросы, придавать «объемность» и добавлять нюансов в темы, которые нельзя рассматривать только квадратно. Именно по этой причине очень печально видеть на различных форумах в соцсетях отсутствие этой культуры именно у церковных людей, от которых следовало бы ожидать противоположного.
Утрата чувства юмора стало чем-то наподобие вируса, заражающего свежий воздух людей, свободных во Христе. Но мы непременно должны сохранить это чувство. Между улыбкой и хохотом есть большая разница. Сегодня многие явления лучше комментировать с юмором, чтобы избежать осуждения, конфликта, скандала.
У юмора, однако, есть ещё такой большой враг как нечистая совесть. Она вызывает обиды и скандал там, где нет обид и скандала, внушает страх там, где нет страха. Так что, если мы ощутим, что утрачиваем чувство юмора, может, пришло время для исповеди? Или, может, нужно прочесть еще какую-нибудь книжку?
С болью во Христе,
Благо Мегалов